Боярская честь - Страница 44

Мы забирали влево, обходя город. К крепостным пушкам не приближались — что там у них на уме? Наконец поместный воевода, боярин Плещеев, дал знак остановиться. Местечко для лагеря нам досталось удобное — река рядом, за водой далеко ходить не надо, на опушке леса — дрова под рукой, луг — будет, где коням попастись.

Полдня мы занимались мелочами — ставили дозорных, точили оружие. Мне для обороны достался участок по соседству с Никитой, чему я был рад — было с кем поговорить, да и чувствуешь себя уверенней, когда рядом проверенный в бою товарищ.

Ночь спали спокойно, а проснулись рано утром от мощного залпа пушек. Выскочили из шалашей босыми, но все при оружии. Тревога оказалась ложной — то наши пушкари начали обстрел крепостных стен.

Позиции защитников города заволокло сизым дымом. Ядра били в стены, высекая каменную крошку и оставляя углубления. Несколько ядер угодили в дубовые, обитые железом ворота. Полетели щепки. Ратники восторженно заорали.

— Вы чего, как на представлении у скоморохов? Службу забыли? Сапоги обуйте, оденьтесь. Дежурные, где костёр?

После завтрака я решил укрепить свои позиции. Левым краем мой участок обороны упирался в грунтовку. Вот её я и решил перегородить брёвнами. Повалили несколько деревьев с небольшими промежутками между ними. Пеший ещё проберётся, а конный — ни в жизнь, кони ноги переломают.

Срубили дерево, сделали вроде небольшого бревенчатого щита, поставили напротив завала.

— Так, теперь роем окопы.

— Боярин, засмеют ведь.

— Исполняйте!

Холопы, бурча под нос, стали рыть мелкие окопы. Проходящие мимо ратники других бояр поглядывали на моих землекопов с интересом, потом стали насмехаться.

Ко мне подошёл Никита.

— Дал бы своим отдохнуть — неизвестно, когда в бой.

— Вот они к бою и готовятся.

— Это как же? Я пока только могилы вижу. Не рановато готовишь?

— Не могилы то — укрытие от мушкетного огня.

Никита обошёл окопы, посмеялся и ушёл.

Два дня грохотали пушки русские, круша стены Смоленска. На третий на штурм крепости пошли войска. Мы издали наблюдали, как ожили пушки крепости, сверкали огоньки мушкетных выстрелов. Потери были велики, и наши отступили, унося раненых.

Все мои ратники смотрели на бой со стороны и скрипели зубами в бессильной ярости.

Ужинали без аппетита, улеглись спать. И не успели мы толком уснуть, как раздался выстрел, и отчаянный вопль часового:

— Литвины!

Мигом все выбрались из шалашей — кое-кто в них и не забирался, спал, ввиду тёплой погоды, на природе, бросив под себя конский потник.

— Михайловцы, в окопы! — заорал я. Пока ничего не было понятно. Полная луна скупо освещала лес, дорогу, мелькавшие тени. Кто они? «Русские должны быть слева и справа от меня, — рассудил я, — впереди может быть только враг».

— Залпом — пли! — скомандовал я.

Громыхнул нестройный залп. Со стороны завала послышались крики раненых. Дружинники, торопясь, перезаряжали мушкеты. Не зря я их муштровал: выстрелил — сразу перезаряди, если время позволяет. Тени за завалом исчезли, но до утра мы так и просидели в окопах, вглядываясь в темень.

Утром я пошёл посмотреть — что там случилось? Рядом с завалом была видна кровь, на земле — следы волочения. Не иначе — своих раненых или убитых вытаскивали подальше от завала. Не ожидали наткнуться на неприятный сюрприз. А если бы ночью конница ворвалась бы в лагерь? Порубали бы всех, как капусту.

С этого дня я усилил дозор. Днём воины отсыпались, ночью по двое сидели в окопах.

Утром же обнаружился неприятный сюрприз — у Никиты были убиты ночью ножами двое ратников. Шалаш их стоял от опушки чуть дальше в лес. И когда ратников пошли звать к завтраку, нашли два уже остывших тела. Ночное происшествие мгновенно насторожило: стычек ещё не было, а у Никиты — потери. Благодушие сразу уступило место настороженности. Не иначе — оборону прощупать хотели — нельзя ли здесь просочиться, если осада не плотным кольцом охватывает город. Если в городе полно продовольствия и воды, то, учитывая крепость и толщину стен, Смоленск может продержаться долго.

Видимо, до наших воевод тоже дошла эта мысль, и днём пушки стали стрелять не по стенам, а раскалёнными ядрами — по городу. Занялись пожары, над городом пополз дым.

После одного удачного попадания в верхнюю часть башни здоровенный кусок стены рухнул, увлекая за собой защитников. Над позициями осаждавших город русских взвились восторженные крики.

Обстрел продолжался почти весь день. Государь решил устрашить горожан. Конечно, в городе была вода, но хватало её только для питья людей и скотины, тушить многочисленные пожары было нечем.

Вечером подоспевший отряд литвинов сделал попытку прорвать осаду с западной стороны, но был отброшен.

А у меня случился неприятный инцидент. Пропал Федька-заноза. Наши шалаши стояли по соседству, и когда я поднялся ночью, решив проверить дозорных, его шалаш оказался пуст. Я в тревоге обежал своих ратников — Федьки нигде не было.

— Небось, вино ушёл пить с земляками, — ответил мне Никита, когда я поделился с ним своей тревогой.

— Не таков Федька. По бабам ходок — это верно, но службу знает, в походе без моего ведома никуда не уйдёт.

— Не переживай, — зевнул Никита. — Найдётся ещё, выпорешь потом — и вся недолга. Нашёл из-за кого переживать — из-за холопа. Спи иди лучше.

Но тревога меня не оставляла. Не случилось ли чего? Поднять шум? Не осмеют ли меня потом, если Федька найдётся?

Я решил пошарить по лесу сам — вдруг найду какие следы? Предупредив своих, чтобы сдуру не пальнули по возвращении, я взял мушкет и углубился в лес. Глаза привыкли к темноте, я ступал осторожно, стараясь не наступить на ветку. Зигзагами я шёл от шалаша Федьки в глубь леса.