Надо решать быстрее — подозреваемый может забрать с собою ценности и уехать из города. Ищи-свищи его тогда. Главная улика — ценности. Если их найти, и боярыня сможет их опознать — дело раскрыто. Только где эти ценности спрятаны? Коли грабитель и убийца умён, в доме и на дворе он ценности прятать не будет. Ежели я его переоцениваю, может на работе припрятать — насколько я помнил по записям, сей мужик был купцом средней руки. Понаблюдать за ним? Времени может уйти много — не один день, вытянуть же могу пустышку. Надо как-то напугать его, встревожить, заставить суетиться. Только вот как? Задействую-ка я своих холопов, нечего им дурью маяться.
Решив так, я быстрым шагом направился к себе домой. Холопы обедали в воинской избе.
Я приказал запрячь в телегу мерина, взять сабли, надеть кольчуги. Шлемы и щиты, равно как и копья — оставить.
Пока холопы запрягали, я схватил со стола кусок хлеба и жадно съел его, запив квасом из кувшина.
Выехали со двора все вместе.
По дороге я объяснил холопам, что от них требуется, и предупредил, что человек вполне может оказаться быстр и решителен в действиях, а кроме ножа на поясе у него может быть — да, скорее всего, и есть — засапожный нож. Если он попытается сбежать — убивать нельзя. Покалечить, ранить — это не возбраняется, но мне он нужен живым, чтобы мог говорить. Не привезу же я к воеводе хладный труп! Этак я любого могу убить и заявить, что он тать. Нет, коли заставили взяться за дело — привезу доказательства в виде живого пленника и, желательно, ценности.
Мы подъехали к дому подозреваемого и телегу с холопами поставили напротив ворот. Я же залез на дерево — с него хорошо был виден двор.
— Боярин, — раздался голос Федьки, — повыше поднимись, ноги видно.
Я взобрался ещё выше. С дерева открывался отличный обзор дома и двора, только листва мешала.
Припекало солнце, было жарко и безветренно.
Хлопнула дверь, я насторожился.
Купец прошёлся по двору, зашёл в сарайчик, вышел и направился к воротам. Он открыл калитку и застыл на месте от удивления. Присутствие ратников у его ворот на мгновение его парализовало: лицо резко побледнело, руки бессильно опустились. Не всё с ним чисто, ох не всё!
И в этот момент ветка подо мной хрустнула, обломилась, и я рухнул вниз. Купец среагировал мгновенно: нырнул назад, во двор, захлопнул калитку, и мы услышали, как щёлкнула металлическая задвижка.
— За ним! — заорал я, поднимаясь с земли. На ногу наступать было больно. Чёрт, как некстати!
Холопы подпрыгнули, уцепились руками за верх забора, подтянулись и запрыгнули во двор. Кто-то из них отодвинул задвижку, и я, прихрамывая, вошёл внутрь.
На крыльце дома шла борьба. Федька оседлал сбитого наземь купца и натурально молотил его кулачищами по морде.
— Охолонь, Федя.
Второй холоп залез купцу за голенище сапога, вытащил и протянул мне засапожный нож.
— Вяжите его!
Купца перевернули на живот, сняли с него кожаный ремень, стянули им руки. Я уселся на ступеньки — нога болела.
— Посадите.
Купца посадили, прислонив к стене дома.
— Говорить будешь?
Купец сплюнул:
— Не о чем мне с тобой разговаривать.
— Ценности где?
В ответ — молчание.
— Ну ничего, я тебя сейчас к воеводе свезу — повозка-то вон, у ворот, а там тебя палач дожидается. Не то что заговоришь — запоёшь, не остановить будет.
По лицу купца пробежала гримаса, но он продолжал молчать.
— Федя, со мной! А ты стереги, — сказал я другому холопу, — головой отвечаешь.
Мы вошли в дом. Из комнаты выглянула служанка, округлила глаза и тонко взвизгнула. Федька показал ей кулак, и она замолчала.
— С нами пойдёшь, дом покажешь.
Прихрамывая, я обошёл все комнаты, всё обшарил. Мешка с ценностями нигде не было.
— Подвал есть?
Служанка показала на люк в полу.
— Федя, посмотри! Сам бы спустился, да ногу подвернул.
— Чего искать?
— Мешок, а в нём — ценности.
— Ага, понял.
Федька спустился на пару ступенек, я подал ему зажжённую свечу. В подвале долго что-то громыхало, потом раздался звук бьющейся глиняной посуды. Видно, он кувшин неосторожно зацепил. Ну право слово — слон в посудной лавке.
Вылез Федька весь в пыли и паутине и с виноватым видом развёл руками:
— Не нашёл!
Мы пошли осматривать постройки во дворе. Обшарили все закоулки, потратив на это битый час. Пусто!
Я вышел в огород. Вроде всё, как у людей. Нет. подожди-ка, почему в этом месте земля чуть темнее?
— Федя, возьми в сарае лопату, копни-ка здесь.
Холоп принёс лопату, начал копать. Земля была рыхлой, поддавалась легко — совсем недавно рыли.
Федька заорал:
— Есть!
Он ухватился за угол кожаного мешка, потянул и вытащил мешок наружу. В мешке бренчал металл.
— Развяжи-ка, Федя.
Федя развязал узел. Я подтянул мешок к себе, заглянул. Так и есть! Потир серебряный, перстень — ну и далее, по списку боярыни. Фу! Такого облегчения я давно не испытывал.
— Бери мешок, Федя, завязывай.
Федя туго затянул завязки, забросил мешок за спину. Когда мы вывернули из-за угла дома и купец увидел мешок, лицо его исказилось от ярости и испуга, он закричал:
— Как узнал? Пропади ты пропадом, ищейка!
Стоявший рядом мой холоп пнул его в живот, прервав поток ругательств.
— Сажайте его на телегу, едем к воеводе.
День клонился к вечеру, и я опасался не застать воеводу на месте. Стражник на входе заступил дорогу:
— Ты кто таков? Воевода занят!
— Боярин Михайлов, поди доложи.
— Если ты боярин, то я — воевода!