Из дома вынырнул Федька.
— Боярин, в доме — никого.
— Как — никого, куда же они делись?
— Ой, извини, не так сказал. Живых никого, все убиты. Кровищи везде полно. И слуги, и постояльцы убиты. Похоже — во сне зарезаны.
Час от часу не легче. Какие-то татары странные. А может, и не татары это вовсе? Также выглядят те же ногаи, башкиры и некоторые другие степные народы.
— Федя, залезь на крышу конюшни и посмотри, что за забором делается. Не нравится мне эта тишина. Или они только вчетвером напали?
— Сделаю, боярин.
Федька исчез и минут через пятнадцать появился рядом со мной.
— Перед воротами верёвку поперёк дороги натянули, двоих сам видел. Может, и ещё кто есть, так темно, не видно ничего.
Так я и предполагал. Не могут они без пакостей мирно жить.
— Федя, давай так. Ты снова лезешь справа, со стороны конюшни, я — слева, от подклетей. Заходим им сзади, по моему сигналу нападаем и рубим.
— Каков сигнал?
— Крякну уточкой.
— И стрелу в бок получишь. Ты что, боярин, какая уточка ночью крякает? Тогда уж филином ухни — самая что ни на есть ночная птица.
Я признался, что не умею. Федька вызвался крикнуть филином сам. На том и порешили.
Я полез на подклети для продуктов слева от постоялого двора, Федька полез на крышу конюшни. Я перелез через крышу, повис на руках, спрыгнул на землю. Прижался к забору, двинулся в сторону ворот. До смутно мелькающих теней было метров семь-восемь.
Я медленно стал вытаскивать саблю, потом передумал, взял в руку кистень. Надо оглушить и попытаться взять пленного. Убить, напав сзади — просто, но важнее выяснить — кто такие и сколько их. Ну почему не подаёт сигнал Федька?
Что-то ухнуло поодаль — наверное, это и есть крик филина. Я лично никогда не слышал крика этой ночной птицы.
Я выскочил из-за угла забора, в три прыжка оказался за спиной противника и метнул в него грузик кистеня. Послышался тупой звук удара, и враг упал. Я расстегнул на нём пояс, перевернул его на живот и связал ремнём руки. Так спокойнее.
Из темноты возник Федька.
— Ты как, барин?
— Пленного вяжу.
— А я своего прирезал, — с гордостью сообщил холоп.
— Бери татарина за ноги, поволокли в избу — допросим.
Я взял пленника за руки, Федька — за ноги, и мы потащили его в избу. Там бросили на пол, как куль.
— Фёдор, запри дверь.
Федор громыхнул запорами. Так оно надёжнее.
На столе стоял кувшин с недопитым постояльцами квасом. Я вылил его на лицо пленника. Татарин — или кто он там был — завертел головой, открыл глаза.
— Ты кто такой?
Татарин попробовал пошевелить руками. Я пнул его в живот.
— Оглох? Думаешь — я церемониться с тобой буду? После того, как твои дружки всех постояльцев и прислугу перерезали?
Татарин завертел по сторонам головой. Интересно, что он хотел увидеть — убитую прислугу?
Я вытащил нож, вонзил его в плечо пленнику. Татарин взвизгнул, затем тонко завыл.
— Заткнись, не то обстругаю, как Буратино.
Вмешался Федька.
— Как кого обстругаешь?
— Ты лучше за окнами поглядывай, не ровен час — ещё гости пожалуют.
— Сколько вас было? — Я пнул пленника.
— Десяток, — процедил сквозь зубы татарин.
Оп-па! Шестерых мы с Федькой положили,
значит, четверо ещё где-то пакостничают.
— Где они?
— В соседней деревне, до утра сюда подойдут.
— Кто вы такие, как здесь оказались?
— Из улуса мурзы Ахмеда.
— Казанского ханства?
Татарин кивнул.
По большому счёту, я узнал, что хотел. Время не терпит, вскоре должны заявиться остальные. Теперь понятно, зачем пришли — пограбить. Да ведь как нагло — Москва совсем рядом, в часе езды на лошади. Меня это поразило.
— Деньги искали? Пленных хотели захватить?
— Как получится, урус.
— Кроме вашего десятка ещё татары есть поблизости?
Татарин отвернулся. Ну — ты сам выбрал свою дорогу. Я вонзил ему нож в грудь.
— Федь, слышал — ещё четверо должны подъехать. На коне бы их встретить — так темно и неизвестно, с какой стороны заявятся. Что думаешь?
— О мушкете думаю. Зря не взяли.
— Сам об этом подумал. Вот что. Я пойду пистолет заряжу, а ты пошарь в комнате хозяина.
Федька вскинулся:
— Я не тать.
— Не деньги искать тебя прошу. Не может быть, чтобы хозяин для защиты ничего не имел. Может, пистолет найдёшь или самострел.
— А, понял.
— Оружие ищи. Ножи, сабли брать не надо — у нас у самих этого добра навалом.
Я поднялся наверх. Двери в комнаты постояльцев были распахнуты, кое-где сорваны с петель. Заходить я туда не стал — зрелище не из приятных. Молодец, Федька, упредил татар, иначе и нам лежать бы с перерезанными глотками.
Я зарядил пистолет, повесил на пояс вторую саблю. Перевернул убитого татарина. Нет, пистолета у него не было — пара кривых ножей да сабля. Я поколебался, но снял с его пояса ножи и подвесил себе. На худой конец — метнуть в противника можно; не жалко — чужие.
Спустившись по ступенькам вниз, я увидел Федьку. Вид у него был чрезвычайно довольный.
— Гляди, боярин.
Холоп поднял со стола арбалет, называемый на Руси «самострелом».
— Отлично! А болты к нему есть?
— Аж три штуки нашёл.
— Три штуки мало.
Федька пожал плечами — сколько было, не на осаду же хозяин рассчитывал.
— Пользоваться умеешь?
— Обижаешь, боярин.
Федька умело потянул рычаг взвода, называемый за свою форму «козьей ножкой», наложил болт.
— Вот что, Федя, думаю — в избе обороняться будем. Окна небольшие, быстро в них не пролезть, да и мы дремать не станем. Наше дело — до утра живыми остаться и по возможности супостата побить. Эко обнаглели, на исконно русской земле разбойничают.